| Avtor | Дата: П`ятниця, 15.01.2016, 17:57 | Сообщение # 1 |
|
Offline
 Генерал-полковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 1566
| У ПРИРОДЫ НЕТ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ
Почему люди так боятся старости? Старения? Лизе было пятьдесят три и она совершенно не стеснялась своего возраста, ее не раздражала ее «шкурка», так любовно называла она свое тело.
- Шкурка износилась на 53% - ровно настолько преобразилась душа… Хотелось бы верить, - она с улыбкой вспоминала юность с ее «прекрасной чушью» и была рада, что не зависла в романтических состояниях, так свойственных женщинам ее возраста. Сейчас ей больше подходило: «не затеряться б в глубине себя». Второй коронной фразой Лизы было:
- А где вы видите женщину? Я не женщина – я человек.
Еще она думала о своем возрасте в свете открывающихся перспектив, одна из которых – открывающаяся глубина восприятия и связанных с ним ощущений. Как бы жизнь в шкурке, только вывернутой наизнанку.
Лизе нравились мысли о трех типах внешности: зверином обличье, лице человека и лике святого. «Очевидно, старости боятся те, кто не взрастил в себе человеческого лица, уже не говоря о лике». Старость – это время, когда через внешность проступает душа. Если она красива – то и старость гармонична. Сколько она видела стариков, вызывающих откровенное умиление. Особенно старость касается глаз, даже если человек слепнет, света, от него исходящего невозможно не заметить. Значит, дело не в количестве лет, а в качестве жизни. Если юность – это вынашивание индивидуальности, зрелость – личности, то старость – вынашивание душой сущности. Это и есть трансформация животного в Бога через стадию «Человек». «Занятно… Какой процент зверюшки имеет место быть у меня?». Она ждала материализации какого-нибудь монстра – очередной шутки Небес, но вместо этого ее пронзила мысль:
- Зверек зверьку рознь…
- Ух-ты… Даже так?
Еще ей приходила мысль о том, что состояться в жизни означает не бояться смерти. Больше принятие всего, чем желание уйти. Жить как раз хотелось, да и полноценная жизнь, по сути, началась только недавно вместе с попытками осознать происходящее. Настоящего Художника она открыла в себе тоже недавно, когда поняла, что задача ее не только и не столько научить желающих рисовать, но и чтобы научить их видеть мир по иному, думать, сопоставлять, всю его многогранность. Своей аллогичностью, метафорой невпопад или неожиданным выводом она часто ввергала собеседников в шок, особенно это раздражало Яну:
- Ты рассуждаешь, как теленок, оторвавшийся от мамкиной титьки, несешь полный бред. Миром правит капитал, чувствами тоже… Мотивация одна: зарабатывать, чтобы выживать.
- Я тоже зарабатываю… Звезды на пагоны, наверное, из прошлых жизней тянется – что не включение, везде военная форма. А так бы хотелось чистой мотивации…
- Все равно бред, - говорила Яна, но без зла. Они обе ценили возможность пообщаться, ценя состояния подаренные таким общением. Лиза их называла «Родить Бога».
- Мы притягиваем те энергии, о которых говорим…
Они были очень разными… Обычно, такие люди редко пересекаются в жизни, и еще реже сходятся, нужда их друг в друге выражалась в том, что Яна помогала взрослеть Лизиному внутреннему ребенку, А Лиза, в свою очередь, помогала омолаживаться Яниной внутренней старушке. Иногда в их беседах очень четко ощущалось отсутствие пространственно-временных координат. Они зависали в каком-то безвременье.
- Когда человек узко специализирован, он скучен. Возможно, как специалисту, ему нет цены, но как собеседник он часто бывает неинтересен. Шоры лезут из всех дыр… Я без осуждения… Просто пытаюсь объяснить наш не пропадающий друг к другу интерес.
- Мы многостаночницы. Профессорши около всяческих наук. Но, почему-то, это все-таки не бла-бла-бла, а что-то более весомое… настоящее. По крайней мере, если бы не ты, я до сих пор варилась бы в непонятном вареве на чувстве долга, вины или благодарности, и мои лучшие произведения умерли бы, не родившись. А ведь мне Пашка давно намекал, да и другие… А достучалась только ты… Знаешь, как я тебя назвала?
- Как?
- «Когда ученик готов – приходит Учитель»… Учитель – ты, судя по событиям, ктотрые стали происходить в моей жизни…
- Это маникюрша-то? Твой учитель маникюрша? Хотя… Я еще тот дятел…
- Но насчет дятла ты в точку – мы птицы одной породы. Знавала я и голубей, и сов, и куликов и чаек, и ворон…. А я – дятел. Правда, попутно побывавший в шкурке гадкого утенка.
- Кто в ней не бывал…
- Я ценю то, что ты для меня не костыль, а, наоборот, устройство по выбиванию всех опор. Я как-то трезвею и устаканиваюсь. И потом… Маникюрша, которая будучи по сути ребенком, с первой зарплаты купила Карла Юнга… Знаешь – это не понты…
- Я уличная девчонка, прошедшая все, что только можно пройти… Меня жизнь учила многому… правда, ощущение, что я не была прилежной ученицей. Не могу простить себе, что не помирилась с отцом перед его смертью. Он звал, говорил, что старый, что хочет видеть, а я, как дура, в позу стала, мол, сам виноват… Только теперь поняла, да поздно… Старики – они, как дети. Что на них обижаться…
При расставании Яна почти всегда говорила примерно одно и то же:
- Ты сейчас уйдешь от меня в семью, в тепло. Кто-то что-то скажет, ты ему ответишь… И жизнь удалась… А я замерзаю. Не могу согреться. Что-то нужно менять…
Когда степень мерзлоты, в которую Яна вогнала свою душу, достигла предельной черты, она не нашла ничего лучшего, как пожить недельку в монастыре недалеко от города. Она верила, что время, проведенное в молитве и аскезе, подтолкнет ее к принятию правильного решения и наполнит ее жизнь теплом. Лиза сопровождала ее туда на правах доверенного лица.
Яна хотела семьи, не в конкретном понимании, семьи, как общности людей, неравнодушных друг к другу. Хотела принадлежать этой общности, хотя бы для того, чтобы себя идентифицировать, обрести в новом статусе. Ее выбор пал на церковь Пантелеймона Целителя, с которой у нее были связаны определенные воспоминания. Прибившись к тамошним служкам, она не брезговала никакой работой – мыла, чистила, готовила, чтобы в конце службы на общей трапезе ощутить себя в кругу семьи. Яна гордилась своей, пусть самой низкой, должностью при храме, а Лиза с Павлом гордились, что у них есть такая знакомая, понимая, Кто на самом деле раздает должности. Раз в недели две после выходных они встречались по обыкновению, но теперь после посиделок Лиза несла домой гостинцы из церкви: сухарики, печенье и конфеты. Она не могла точно сказать, какие перемены произошли с Яной, но светлее и оптимистичнее она стала бесспорно.
Старение – это одна из форм перетекания души в иную реальность. Процесс может быть мягким, а может болезненным. Зависит от того, сколько камней ты оставил на своей дороге. Накрыть тебя могут лишь твои собственные «нагромождения». Если ты громоздил «ады» - будешь цепенеть от страха надвигающегося перехода. Если оставлял после себя «раи» - уйдешь с улыбкой на лице, даже испытывая физическую боль.
Последнее время Лизе часто приходилось сталкиваться со старостью в разных ее проявлениях. Самыми оптимистичными были встречи с пожилыми людьми, прожившими жизнь на отдаче. Их почти девяностолетний возраст совершенно не мешал им быть вполне адекватными, остроумными и энергичными. Большинство из них были одинокими – прожили, не рассчитывая на чье-то плечо.
«Важнее всего погода в твоем внутреннем пространстве. Придет время и со шкуркой придется расстаться… Шкурку на свалку, а изнанка – стройматериал для следующей данности.
«Какой будет эта данность?», - мысль уже запущена в эфир.
«ОНА УЖЕ ЕСТЬ»…
Эта данность почти сразу ворвалась в устаканенное внутреннее пространсто Лизы. Данность была не ее, но почему-то задела. Время – доктор, укрощающий всколыхнувшиеся стихии сознания, а в самом себе нет ничего ни плохого, ни хорошего – мы сами навешиваем ярлыки. Эти принципы были ей знакомы. Если человек для тебя авторитет и ситуация тебе созвучна – ты склонен к оправданию его поступков. Если человек тебе не очень близок, и ты не проходил подобной ситуации, либо проходил, но принял другое решение – ты, вероятнее всего, не согласишься с ним. А как же тогда с объективной оценкой? Все события – спустившаяся данность, которую надо принять. «И был вечер, и было утро…». День начинается с ночи – преодоления тьмы неосознанности, сопротивления, страхов и борьбы с собой и окружением. Если удается войти в утро – увидеть ситуацию по-новому – монстры исчезают.
История, которая так задела Лизу, банальна до смешного. Она не могла понять, почему люди, называющие себя духовными, сходятся с партнерами вдвое младше себя. Зачем молодильные яблочки тому, кто стремится к естественному развитию событий – движению от зрелости к старости. Выходить замуж за того, кто вдвое младше, утверждая, что это любовь... Ну, знаете… И Лизин внутренний ребенок, проказник, рисовал картинки с сюжетами, где стареющая империатрица, забавлялась с молодым пажом. Невостребованная женская энергия все же сделала свое дело. Много было говорено о родстве душ, об одинаковом внутреннем возрасте, о половинке от Бога, но все разговоры в ее воображении сводились к одному – обнаженной паре, прикрывающей иконой причинные места.
«Белую ветку юный любовник графской жене принес»,- звучало в голове. В том то и дело. Если бы Оксана – мишень Лизиных разборок – не была «графской женой», информация с посылом «хи-хи-хи» прошла бы мимо ушей.
- Я, скорее, веду себя, как евнух, защищающий гарем Царя Вселенной,- улыбнулась она самаой себе, зная, что с подобного рода крючков можно соскочить только на юморе.
«Власть… Мощное оружие… Но направлено оно не только на подопечных – преже всего на самого обладателя этого статуса – статуса правителя. Высшая форма управления – это умение управлять собой, своими чувствами, желаниями… Наверное, любому человеку вредно долго пребывать на троне. С какого-то момента ему просто необходимо найти себе замену, отойти в сторону и позволить другим (множественное число) принимать решения. Иначе начнется игра под названием «деградация». Сначала исполнения желаний по нарастающей, а потом стадия «владычицы морской». Если подступающая старость цепляется за молодость, значит, ей не за что больше ухватиться»,- Лиза уже забыла, когда ее так что-то цепляло, поэтому пришлось защищаться от нахлынувшего осуждения и стыда за женскую часть человечества этой фразой, сказанной кем-то из мудрецов: «Прежде чем осуждать кого-то, возьми его обувь и пройди его путь, попробуй его слезы – почувствуй его боль. Наткнись на каждый камень, о который он споткнулся. И только после этого говори, что ты знаешь, как правильно жить…». Легко сказать…
«Почему ты не можешь отпустить?», - задавала Лиза себе вопрос:
- Это не твоя ответственность. Может, зависть?
- Ну, уж нет, - вела она монолог с одной из восставших субличностей.
- Пока не вытащишь свою часть – не смей прикасаться,- строго сказала она самой себе и попыталась настроиться на собственную душу. Она, как и Оксана, работала с молодежью:
«Согласна. Дети сейчас более прогрессивны, светлые, они гораздо лучше нас, потому и влекут нас с такой силой, но зачем вступать с ними в интимные отношения? Где мудрость зрелой души? Почему нет сорадости? Не потому ли, что иметь для тебя более естественно, чем давать? Просто ты смотришь на все со своей точки. Нет никого – есть крючок в сознании, который нужно вытащить. Желаю счастья», - вышло наконец:
- Вместе с прозрением… Хорошо, что ей повезло не сломаться, когда их с Павлом брак рассыпался на глазах и всё шло к неизбежности расставания. Она ощущала себя соломенной вдовой – одинокой при живом муже. Ее тоже тогда захлестывала невостребованная женская энергия. Она искала высшей защиты и покровительства. Нахлынули воспоминания.
«Испытай меня – я готова», - это был протестантский период Богоборчества. Вспомнила, как плакала от стыда за себя, свои чувства к человеку вдвое младше, практически, ребенку. Это был неприемлемо для нее:
- Что такого должен натворить человек, чтобы так страдать…
Она видела в этом определенную извращенность, уродливость и стыдилась того, что с ней происходило. Павел был «далеко» и говорить было не с кем – понятие «муж» довольно абстрактно. Буквально выпотрошенная изнутри, она уже перестала искать ответ, как вдруг, сознание на мгновенье прояснилось, разродившись коротким сюжетом:
Немолодая женщина и молодой человек, с виду мать и сын, слились в объятиях. Похоже на встречу после долгой разлуки. Трогательно… Вдруг, объятия стали более смелыми и губы любовников слились в страстном поцелуе.
- Что это?
- Инцест…
Вместе с ответом подступила рвота. Речь шла о сожительстве близких родственников. В ее случае близость матери и сына. Лиза ощутила себя стоящей на коленях над унитазом в ванной комнате. Ее не только тошнило – рвало от себя самой. Потом долго откисала в горячей воде. Возможно, увидеть смогла бы еще что-то, но силы ее иссякли, мера вместимости душой собственных нечистот не позволила ей захлебнуться в них, и просмотр прервался.
Когда человек дает заявку, что един со всем сущим, его проводят по аду его собственной души, потом души рода и, наконец, состоянию, где все едины. Нет ничего такого вне тебя, чего бы не было в тебе. Лиза искренне просила помощи у неба, но уже не об освобождении ее от собственной нечистоты, но о возможности принятия и сострадания другому, как себе. «Не осуждать, но сострадать…». Та полоса, которую она раньше считала самым черным периодом их семейной жизни, оказалась лишь дном, оттолкнувшись от которого, они начали всплывать. Это было не просто всплытием, но стало союзом двух преображенных, очищенных душ – душ, изменивших ценности, душ, что, не сговариваясь, отдали себя во власть Высшего управления. После жизнь не раз сталкивала ее с молодыми людьми, но душа, когда она не на крючке того или иного порока, с легкостью считывает все прилоги и посылы, как свои, так и противоположной стороны: «Вот он – путь к свободе… прежде всего от себя самой». И рядом был Павел, защита которого ощущалась на уровне души.
Позднее, как подтверждение, пришла «Красная книга» Юнга. Это настоящий подарок для того, кто попытался преодолеть внутреннюю дискретность. А, правда, как обычно, посередине. Наверное, не нужно ничего ни утверждать, ни отрицать. Только доверять, быть свободным в своем выборе и нести ответственность за принятые решения. Почему-то вспомнилась одна восточная притча о главной ценности в жизни, когда ученик донимал учителя вопросом о том, без чего человек не может жить. Они подошли к воде, учитель предложил окунуться ничего не подозревающему ученику. Когда они зашли поглубже, он взял ученика за голову и начал топить. Это длилось несколько минут. Когда экзекуция прекратилась и обезумевший ученик был освобожден, учитель спокойным голосом спросил:
- О чем были твои мысли? Думал ли ты о богатстве, о славе, о любви?
- Я думал только о дыхании…
- Я ответил на твой вопрос?
|
| |
| |
